В Воронежском музее им. И. Н. Крамского проходит персональная выставка Аллы Решетниковой «Грамматика абстракции». О выставке, преемственности связей, о России и об «интерьерности» абстрактной живописи рассказывает Алла Решетникова, самая молодая и последовательная продолжательница русского абстракционизма.

— Алла, сколько произведений ты показываешь в музее?
— Всего 127 работ трёх периодов живописи за последние 5-8 лет. Называется выставка «Грамматика абстракции». Музей Крамского в Воронеже, огромный, в два этажа. Площадь его составляет 600 кв. м. Я всё завесила холстами.

— Каковы особенности проекта?
— Проект показываю и воспринимаю с некой миссией просвещения. С этой выставкой я хочу проехать по музеям России. В Воронеже, например, с 1933 года «беспредметная живопись» была в коллекции музея, переданная или подаренная из ВХУТЕМАСа. Авторы все гении абстракционизма: Василий Кандинский, Михаил Ларионов, Гончарова, Родченко, Пит Мондриан! Во время войны, в эвакуацию она не была вывезена, и погибла…
Кроме живописи в программе музея — три моих перформанса, что тоже впервые для музея, и для меня это абсолютно новый опыт. На глазах у публики, онлайн, по памяти и без подсказок, я воссоздаю самые яркие мировые абстрактные тенденции: ташизм, лирическую абстракцию, экспрессионизм, американскую абстракцию. Всё делается в реальном времени. За 2 часа я пишу 2 холста, 1Х1,10 метров. Экспозиция, таким образом, постепенно нагружается картинами. В итоге, к концу выставке, здесь будут воссозданы основные ветви мировой абстрактной живописи.

— Абстракционизм родился в России, был гоним, потом, 70-е прошлого века опять появился, и снова пропал, но ведь не кончился?
— Конечно, нет. Я считаю, что Россия должна гордиться русским абстракционизмом как русским балетом, смело заявить о себе. Запад решил, что абстракционизм – это чисто западное течение и забыл, что как явление он появился в 1910 году в Росси, благодаря Василию Кандинскому. И Америка, и Европа из него вышли. Я хочу эту русскую абстрактную цепочку продолжить: от Василия Кандинского, через Юрия Злотникова и Лидию Мастеркову. Арт-критик Андрей Ковалёв соотнес меня к Соне Делоне и Лидии Мастерковой. В 90-е прошлого века к нам пришёл акционизм. Но хочу заметить, что перформанс в музее – это уже акционизм! Ты при публике, но без взаимодействия, и без музыки, и без тишины… Ты пишешь, но не в одиночестве и не в мастерской. Народ стоит и смотрит, и надо сделать хорошую, профессионально качественную работу. Ощущения экстраординарные! Ты чувствуешь себя незащищённым и обнаженным, как Олег Кулик. Стараюсь зрителям в глаза не смотреть, чтобы не сбиться. В какой-то момент во время первого перформанса, в музее наступила такая тишина, что я подумала, все ушли, никого вокруг не осталось. Смешивая краски, осторожно оглянулась — нет, все стоят как заворожённые!

— Названия даёшь своим холстам?
— Иногда называю, иногда — нет. Как правило, названия работ приходят потом, часто они связанны с музыкой или личными переживаниями.
— Кого из художников-абстракционистов особенно любишь?
— Тройку гениев: Василия Кандинский, Джексона Поллока, Марка Ротко. Все они разные, но объединяет их страсть к цвету и глубокая внутренняя эстетика.
— Что ты скажешь об абстракционизме в интерьере?
—Абстрактная живопись во всём мире пользуется большим «интерьерным» успехом. Он в гармонии с интерьерами отелей и офисов, дворцов и лофтов, в основном, конечно лофтов. Абстракционизм хорошо вписывается в любой интерьер, потому что в нём нет литературы, он не давит психологически, каждый находит в нём что-то своё.

— Какой ветви ты следуешь?
— Как художник постмодернист, объединяю в своих работах многостильность и разнообразие абстрактных течений, рождённых в искусстве ХХ века, но стараюсь следовать лирической абстракции. Не желаю подавлять зрителя, хочу, чтобы ему было комфортно. Как любого живописца, меня, в большей степени привлекает цвет, его магия, динамика. Был период, когда я хотела понять абсолютный красный, его фактуры и настроения. Был период синего. Сейчас же собираюсь отказаться от личной внутренней свободе в цвете, освободиться от заученных рефлексов, прийти к бесцветности…
—Твои работы находятся не только в музеях, но и в частных собраниях?
— Я работала с московскими галереями, многими европейскими, американскими и даже китайскими. Моя живопись есть в самой большой частной коллекции российской абстрактной живописи послевоенного периода Игоря Цуканова «Tsukanov Famili Foundation», в фонде музея «МАММ» Ольги Свибловой, коллекции Александра Глезера, в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, и в частных коллекциях Михаила Барышникова, Аллы Пугачевой, Ирины Хакамады.

Комментировать